Нам пишут про нас: литературный дебют о Риге и рижанах

Всякого автора изданной в Риге в этом году книги на русском языке в этом году нужно премировать — как минимум молоком за вредность. Ружена Польская, совсем недавно частный банкир одного из крупнейших — в прошлом — финансовых институтов страны, опубликовала "Пятое время года", на последней странице которого значится: Февраль, 2022.

Так что эту малую прозу, милые юмористические истории из жизни рижан, их детей и собак, можно рассматривать и как моментальную фотографию нашего мира, который ухнул в пропасть, когда началось — вот это вот все.

Четверть века в банке

— Ружена Борисовна, где родились ваши тексты?

— В основном на диване, в планшете. У нас вообще семья интернет–зависимых, и я, наверное, первая из них — когда планировался второй ребенок, я нашла в интернете один мамочкин ресурс… В общем, там у меня родился и второй ребенок, и третий. Там, на этом ресурсе, были еще и литературные конкурсы — и одна девочка даже стала детским профессиональным писателем, ее книги стоят на полках книжных магазинов Москвы.

Так что все привыкли, что я в сети очень много времени провожу. Наследственное — не на кого ругаться, мол, сын очень много сидит в телефоне или компьютере.

— Работа способствовала сетевому общению?

— Наверное, все же вторично. Не приветствовалось раньше сидение в сети. Я в банк пришла 2 января 1997 года.

— И приватный банкинг лег на ваше образование — русская филология?

— Да, клиентам, многие из которых тоже имели отношение к гуманитарным наукам, было приятно с нами разговаривать! В банке работало несколько человек с филфака ЛУ, мы интересно общались. Среди тех, с кем мы работали, многие люди, добившись определенного достатка, занялись коллекционированием, аукционами. Помню, из первой командировки в Санкт–Петербурге я возвращалась с громадным альманахом, ехала поездом, потому что тогда еще боялась летать самолетами — и постоянно перекладывала эту пятикилограммовую книгу.

Однажды человек, работавший с кредитками, написал: "В случае утери карты…" Меня это так кольнуло, что я стала искать ссылки на всяких ресурсах — мол, нельзя так писать! Звучало диковато…

Конечно, мы всегда понимали, кто звонит к нам в банк: Киев, Харьков, Москва, Санкт–Петербург. Очень разные люди, даже по телефонному разговору. Кто они этнически, не знаю — но акцент, юмор, менталитет отличались.

— В Риге, на ваш взгляд, сейчас происходит снижение качества русского языка?

— В моем кругу, среди моих детей, я этого не замечаю. У моего десятиклассника — он в математическом — уже нет ни русского языка, ни литературы. Телевизора нет у нас, остаются книги, ютуб. Дети слушают русский рэп. Иногда скажет такое, что я удивляюсь. Высокая лексика!

"Очень трудно писать про родственников, друзей и работу"

— Простите, если оскорбляю — но ваши тексты можно назвать женской прозой?

— Это было бы неприятным сравнением, но понимаю — от этого никуда не деться, потому что гендерная предопределенность, какие–то нюансы все равно присутствуют. Но не хотелось бы, чтобы наполнение касалось стиля. Все равно я пишу о себе. Однако сознательно избегаю многого, если знаю, что это прочитают незнакомые.

Довлатов говорил, что нельзя начинать нескольких слов подряд на одну букву. Такого мастерства мне, конечно, не достичь — но я стараюсь, чтобы текст не был слезливой дамской беллетристикой.

Я прочитала "Синдикат" Дины Рубиной по совету подруги, ее муж сейчас посол Израиля в одной из стран бывшего СССР — она сказала: это буквально про нас! Изнанка. Но не скажу, что это — женская проза.

— Ваша прежняя позиция VIP–финансиста — это же такие сюжеты!

— Все, что было в банке — осталось в банке. Есть этические нормы, неразглашение тайны. Очень трудно писать про родственников, друзей и работу.

— А о чем же тогда писать?!

— Ну вот Довлатов и огребал за это! Я пока что не на такой высоте. Вообще, наша жизнь не такой уж и крупный жанр, вполне помещается в формат чего–то нарезанного. Вот в детстве я была потрясена романами Фолкнера, "Гроздьями гнева" Стейнбека. Повесть Мураками про овец — это прямо про меня. Борхес, он как будто матрицы готовит в тебе, чтобы ты потом туда что–то вкладывал. А сейчас я вообще во всех случаях беру в руки цикл "Дживс и Вустер" Пелама Вудхауса!

— Ваши тексты могли бы появиться в другом городе, или Рига критически важна для них?

— Раньше я была более привязана к Риге эмоционально. У меня на полочке стоят сборники выпущенной у нас фантастики "Мир отражений" — Далия Трускиновская, Николай Гуданец. Казалось — вот, у нас такой город, про который надо писать! Но, к сожалению, в какой–то момент Рига из меня выветрилась…

— Вы ведь из Центра?

— Не все время здесь жила, но получилось, что всегда провожу тут время. Училась в 35–й школе, рядом с парком Райниса, и на тот момент, когда мы переехали из коммунальной квартиры в новый микрорайон, я продолжила там учиться. Потом и работала все время в центре. В Межциемсе у нас не было телефона, это оказался какой–то отсталый район в плане телефонизации, и когда мы выменялись обратно в Центр в 1989 году, наша очередь еще не подошла! Поэтому я бегала в телефонную будку около магазина.

"Если человек сытый — он веселый"

— Вы, судя по текстам, очень легкий на подъем человек, все время ездите куда–то.

— Да, я за рулем, муж не водит машину. Что там самое дальнее от нас — Болгария или Албания? В последнюю мы заехали из Черногории, жили около Будвы и оказались на Шкодерском озере. Рыбаки–черногорцы нас ангажировали, заманили, привадили — и за те же деньги накормили рыбой, которая называется амур. Огромный карп, на белом балканском хлебе. Виноград рвали прямо на этой террасе!

И вот смотрим — Албания совсем рядом, Шкодерская крепость. Въезжаешь — ты как будто континент поменял. Сразу видишь раздавленную черепаху. Очень интересные люди там живут, сразу машину мне поцарапали. Интересное смешение всего в городе Шкодер!

— У вас, если посмотреть на посты в фейсбуке, развитый музыкальный вкус…

— В пятом классе мне подарили кассету с записями "Радио Люксембург" — и я принесла ее на дискотеку. Восемьдесят пятый год — а у нас в школе одноклассники танцуют под "Депеш Мод", "Альфавилла", "Дюран–Дюран"… Ходила на концерты в "Магадане", во время фестивалей искусства "Зелта руденс".

Одноклассник мой жил на углу Дзирнаву и Петра Стучки — и я как–то пришла к нему на день рождения, красивая, в мини–платье. А тут объявляют: "Мы идем на концерт группы "Алиса"! Это февраль девяностого года был. Помню, такая давка, и я сижу на чьих–то плечах, хотя совершенно трезвая была. В следующем году, девяносто первом, очень мне понравился концерт группы "Крематорий" на "Автоэлектроприборе".

Самый крутой концерт — "Депеш Мод" в 1998 году на кортах в Лиелупе, этой консервной банке, где пот лил со всех, и выносили людей на носилках. И мальчик–солдат, бежавший наверное, из госпиталя, потому что нога была загипсована — прыгал на другой. Но мне понравилось! Потом, наверное, полтора часа все разъезжались, такая пробка, машины с литовскими, эстонскими номерами…

"Аквариум" я сравнительно недавно оценила. Мой средний ребенок, который в 6 лет встал на лыжи и куда–то уехал с горы в Риекстукалнсе, полюбил Гребенщикова и потащил на концерт. Благодаря ему я поняла, что в песнях "Аквариума" есть юмор, без которого я вообще не могу ничего воспринимать.

— Еще в ваших произведениях достойнейшее место занимает прием пищи!

— Да, я очень люблю поесть. Ну, это же из семьи все. У нас адская смесь — еврейско–староверческая, потому всегда соревновались, у кого вкусней, кто лучше детей накормит. Мне кажется, если человек сытый — он веселый. Но пока я много работала, у нас даже муж больше готовил. В общем, пока продолжаем постсоветскую жизнь и все время знакомимся с новыми продуктами. Я, скажем, в детстве хурму не любила — она была вяжущая, с огромной косточкой. А сейчас — и без косточек, и сладкая, и сразу спелая, не надо ее держать в газете. С сырами знакомимся, винами, сидрами. Это все такая долгая дорога, длинная. Есть чем заниматься!

Опять же, через еду идет общение. Ко мне порой приходят люди, приезжающие из страны на востоке… И сразу идут на кухню! Я им говорю: извините, мы тут не сидим. Во–первых, у нас там холодно. Зимой как–то плохо топят, и эта привычка отвалилась. Во–вторых, мы не курим, мы особенно не пьем, никакой террористической–революционной деятельности не ведем — так зачем же нам на кухне закрываться? В комнате и едим. А были времена, конечно, когда я на кухне запиралась, когда готовилась к экзаменам, и курила в окно.

— Спасибо за беседу!

ПЕРВАЯ ПУБЛИКАЦИЯ

"В поздние школьные годы, когда я послала в "Советскую молодежь" заметку об отсутствии уроков латышского в нашей школе, ее превратили в эпиграф, но этого было более чем достаточно, чтобы я получила пачку писем из всех близлежащих тюрем и колоний".