Эхо Югославии: наш корреспондент путешествует по географии и истории

Может ли восстановиться единая страна? Да, если сербы и хорваты полюбят друг друга как браты; словенец заплатит за них в кафе; черногорец начнет работать; македонец перестанет грустить; а босниец все это поймет. Анекдотец, который мне рассказали в черногорской Будве, однако, отражает реальность: спрашивать себя, а как было раньше? — здесь не перестают.

Спуск под землю и сплав по озеру

Черногория принадлежит к числу тех государств–обломков бывшей СФРЮ, в которой о бывшей мини–империи на Балканах вспоминают если не с ностальгией, то вполне добродушно. Сохраняют памятники, вот и у Скадарского озера огромный каменный курган, увенчанный партизанской звездой.

Озеро это соединяет Черногорию с еще одной балканской страной, таинственной Албанией, несколько десятилетий бывшей практически закрытой от внешнего мира. До граничащих с Албанией регионов Черногории по узким дорогам добираться долго, потому эти отдаленные — даже при крохотных размерах территории — районы, уже называют "не наша страна"…

Сейчас албанская граница точно такая же, как, к примеру, сербская — бюрократическая и бестолковая, можно простоять несколько часов. Потому просто посмотрим с нашего кораблика за горы — и ощутим, что там Шкодер. Название крупного албанского города происходит от озерного гидронима. А суденышко, которое, тарахтя, выходит из плавней, именуется как летающие и ныряющие повсюду водоплавающие птицы — корморан. По–нашему баклан, дальний родственник пеликана.

Скадар — одно из самых больших (зимой около 500 кв. км) и чистых озер Европы. Поскольку в него впадают сразу две горных реки — Зета и Морача, а со дна бьют ключи, то вода обновляется дважды в год. Почувствовать ледяное дыхание озера можно, нырнув с борта катера. Ноги обдает волнами холода. Но все–таки делаю несколько кругов, сопровождаемый одобрительным помахиванием с проходящих поблизости плавсредств. Живое движение на Скадаре, который миллионы лет назад был заливом Адриатического моря.

А окрестности усеяны всякими достопримечательностями вроде древней твердыни–тюрьмы Лесандрия и туристическими уголками. Тут можно снять моторку, знатно порыбачить. А если лень, то карпа или форель на углях приготовят в доме бывшего военного полицейского Югославии, о чем говорят всяческие аксессуары этой службы, горделиво развешанные по стенам. Четырехэтажный частный дом используется и для приема гостей, и как жилье самой семьи — о чем говорят одежда на вешалке и книги на полке на первом этаже. Рядом пульт управления солнечной батареей — кстати, для солнечной Черногории не такого уж распространенного хозяйственного фактора. У них здесь две ГЭС и одна ТЭЦ, а мини–гидростанции забанили, чтобы не засорять реки. Справедливо!

Из водной стихии переходим в подземную. Недалеко от черногорской столицы Подгорицы на многие километры простирается карстовая Липская пещера. Ее давно заценили местные крестьяне, но первое упоминание в научной литературе оставили англичанин Остин Генри Лейард (1839) и немец Вильгельм Эбель (1841), рывком же в спелеологии стала Первая мировая. Австрийцы получили доступ к бескрайним запасам подземных вод в засушливом крае, и возможность хранить пищевые припасы при постоянных 8–10 градусах Цельсия летом и зимой.

Для вашего автора это первый спуск под землю. Сквозняки, падающие капли, а то и целые водопадики, свисающие карнизы — приходится низко наклоняться по ходу. После открытия Липы для туристов 8 лет назад здесь сделали все очень умно — минимум вмешательства в чудеса природы, только четкие тропинки и подсветка, позволяющая восхищаться сталактитами и сталагмитами.

Вот это произведение природы напоминает церковный алтарь, а рядом подлинный дворец вроде барселонской Саграды — высотой метров пять. Некоторые ансамбли, состоящие из наростов, которые увеличиваются всего–то по миллиметру в год, похожи на картины ужасов швейцарского гения Гигера, или на хтоническое чудище Ктулху. Так или иначе, все это очень недоброе, подлинно античеловеческое. Точно как ад. А вообще из 3,5 км открытых галерей Липы большинство могут исследовать только профессионалы–спелеологи. Им же подвластны около тысячи подземных объектов только в одной черногорской области Цетинье. Вот такой испещренный край! Карст, кстати, давший название подобным образованиям, это имя горной цепи на Балканах.

Святое место в горах Динарид

Едем по фантастическим пейзажам, горы которых имеют названия гордые и грозные — Дурмитор, Проклетие… Вдали виден арочный железнодорожный мост, по которому несется поезд. Линия Белград — Бар действует, несмотря на все межгосударственные треволнения. Вышедшая последней из союзной Югославии Черногория, кстати, и при СФРЮ была самой близкой для Сербии — именно поэтому стальная магистраль в горах строилась только двумя республиками — остальные отказались от софинансирования. Но по техзаданию 25 км должны были пройти по территории Боснии–Герцеговины. И вот, сербы и черногорцы решили — коли мусульмане не платят, то и станций у них не будет. Такая асимметричная и вольнолюбивая была федерация — в СССР подобного и представить невозможно. Да и в ЕС.

Первым составом, который через четверть века стройки прошел Динарские горы в 1976 году, был синий поезд маршала Тито. А затем в Бар приехала в своем персональном вагоне сама королева Елизавета.

Независимая же Черногория за семь лет построила — безо всякого Евросоюза — горный автобан, на котором можно рассекать со стокилометровой скоростью. Вроде бы не очень много, но при высоте в 1000 м — достойно. Китайская компания проложила 42 км, выстроила сотни мостов и туннелей. По одному особо амбициозному мостовому переходу, чьи тонкие арки высятся на опорах в две наших гостиницы "Латвия", вышел финансовый конфликт. Поднебесная выдвинула контрпредложение: не хотите платить, можете отдать землей. И тут деньги у Черногории моментально нашлись.

"Мы не говорим — пойду заработаю. Надо — найду деньги", — шутят местные. Нация, стреляющая из специальных свадебных холостых пистолетов на бракосочетаниях, хранит завещанное отцами и дедами огнестрельное оружие, потому и полицейские тут, как говорят, весьма дружелюбные.

Но скорее морально–нравственный уклад черногорцев заложен в христианском коде ценностей. Вот монастырь Морача — по имени близлежащей реки. Заложен аж в 1252 году, потому главный храм имеет романский вид. Во время турецкого ига заброшен, фрески пострадали от снега и дождя — а в XVII–XVIII вв. их восстановили в былом величии.

Горные пейзажи, открывающиеся из обители, на диво духоподъемны. Настоятель монастыря, отец Рафал, монашествует уже скоро как 60 лет, а самому 83 года. Морача — центр не просто православия в Черногории, но одна из твердынь Сербской церкви. О чем свидетельствует барельеф с перечнем всех монастырей сербского народа. А рядом памятник с перечнем погибших священников — при войне с турками, в Первой и Второй мировой… При последней упомянута и коммунистическая партия как вдохновитель победы.

Тут же располагается библиотека патриарха Сербского Порфирия (1961 г. р., в сане с 2021 г.). Мне же посчастливилось войти в малый храм Святого Николы и прикоснуться к иконе небесного покровителя моего имени. Друга путешественников и авантюристов.

День Святого Георгия — первый понедельник после Пасхи, празднуется в Черногории, Сербии, Македонии и еще в Грузии. Черногорцы в него полувыходные — все офисы, предприятия закрыты. Но монастыря это не касается. Послушники ухаживают за воспитанными курами и индюшками, возделывают огородики. Смотрю, и передвигаются они на стареньких машинках Yugo. В 1980–е годы эта микролитражка, на секундочку, завоевала авторынок США. Завод в сербском Крагуеваце перестал выпускать автомобили в 2008 году, не выдержав войны и кризиса. Но производство оружия осталось.

Кельтское имя — Дурмитор

Значение этого величественного названия — "вода, падающая с гор". Далеко же прошли кельты! Впрочем, при великом переселении народов и славянские племена пасли свои тучные стада где–то возле современного Берлина. Так или иначе, эти горы, увитые лиственными буковыми лесами, особенно красивы осенью. У самых пиков на скальных площадках громоздятся сосны и ели. Как они только пускают там корни — загадка, но именно хвойный лес придает такую мрачноватую темную окраску — вот оттого и Черногория.

Лес всему голова. В первую очередь это, конечно, топливо — черногорцы расходуют поднятые в лесу (порой, чего греха таить, и государственном) сучья и заготовленные дровишки, весьма экономно. Протапливают только несколько помещений — как правило, кухню и зал. Шутят: в гостинице +40, в спальне +5, а в туалете –5. Бойлер на баллонном газе или электричестве — только для подогрева воды. Самые большие счета за свет, которые приходится платить зимой, доходят до 100 евро. Вода же до определенного количества — бесплатная. Да и что говорить, она тут повсюду, и такого идеального качества, что фильтрация не нужна.

Кроме того, лес идет на изготовление мебели, деревянных домов. Их тут увидишь повсюду — новенькие, ладненькие. Но поскольку рядом платежеспособные рынки Западной Европы, то для своего потребителя цена в 50–60 тысяч — нелегкая ноша. Впрочем, именно иностранцы особо активно строятся тут, заселяя перспективную страну, находящуюся на пути в ЕС.

А вот бесчисленные грибы в своих национальных парках при всей чистоте экологии черногорцы не собирают. Видимо, не хотят лишний раз нагибаться. Или попросту им достаточно всевозможного белка животного происхождения, который в изобилии дают земля и воды.

Каньон реки Тара

Трехтысячный Колашин — уже совсем горный городок. Скалолазание, лыжи, рафтинг. И лучший в Европе скоростной спуск на тросе через каньон — тебя привязывают к креслицу — и стремглав несешься, ветер в лицо. Вашему автору, впрочем, более приемлемым показалось статично и медитативно рассматривать с высоты изумрудную ленту реки Тара, названной так иллирийцами, еще одним народом, жившим в этих краях в III веке до нашей эры.

Мойковац не зря созвучен слову "ковать" — в этом месте исстари жили кузнецы, благо поблизости полно полезных ископаемых, в том числе серебра и золота. Швейцарские инвесторы пообещали наладить производство, но что–то не срослось. Унывать черногорцы не стали, продолжив занятие традиционными промыслами. Их плоды видны буквально на каждом перекрестке — всюду палатки и киоски со всевозможными наливками–ракиями, вареньями и медами. Самогонный аппарат — в каждом доме, потому государство и не спешит повышать акцизы. Литровая бутылка официальной ракии тут стоит 10 евро в магазине, 200–граммовая бутылочка домашней, с лотка — 3. Последняя, разумеется, безо всякого кассового чека. Интересно, знают ли черногорцы, стремясь в ЕС, что Брюссель — это в первую очередь про учет и контроль? И много ли таких лоточков сейчас встретишь в Западной Европе…

Отсутствие денег черногорцы веками переносили стоически. Еще в 1990–е в качестве подарка на свадьбу всерьез воспринималась посуда и вышивка. Вообще патриархальные нравы живучи — по–прежнему у черногорцев при дележе наследства дочери отказываются от своей доли в пользу братьев.

А что, если в семье рождались одни девочки? Тогда по суровому закону гор старшая из них принимала мужскую ролевую модель. Одевалась соответственно, ездила верхом, ходила на охоту, курила трубку. И замуж, разумеется, не выходила. Такое вот трансгендерное воспитание в православном княжестве. Недавно такую бабушку отправили в социальный дом — по телевизору она восхищалась, как за ней ухаживают.

Вообще же крепкие семьи строились по принципу рандомного выбора. То есть жених и невеста могли до обряда сватовства не видеть друг друга вовсе — или встречаться только на деревенских праздниках.

Рассуждения о бедности черногорцев несколько опровергают сельские погосты. Такие роскошные мраморные некрополи у нас ставят только что авторитетным людям, а здесь это в порядке вещей. Видимо, оттого же, почему при рождении сына стреляют в воздух, а для того, чтобы пойти к соседям в гости, не звонят по телефону. Все равно дворовый песик предупредит лаем, что кто–то идет. И так за нардами, картами и сливовицей засиживаются до позднего вечера.

Фото автора.