Было: русским Латвии предложено блюдо, опробованное на немцах, евреях и поляках

«Разобравшись» с российскими подданными, контрразведчики ЛР проводят масштабные проверки своих граждан. По официальной информации, Служба государственной безопасности проверила тысячи человек, имеющих отношение к «критической инфраструктуре».

В процессе изучения проблемы выяснилось, что никаких принципиальных инноваций не случилось – все уже было. Даже уничтожение памятников.

Мятежная шляхта

Россия, понятно, экзистенциальный враг. Но вот Польша: она в 1920-30-е годы относилась к Балтийским государствам как ближайший военно-политический партнер. Латвийский польский союз был крупнейшей и влиятельнейшей организацией ЛР в 20-30-е годы – но именно потому находился под неусыпным наблюдением латвийских спецслужб.

Во вполне себе парламентском 1931 году 47 поляков из местечка Субате, попытавшиеся запеть церковные гимны на родном языке, были наказаны арестом сроком от 2 месяцев до 3 недель.

Ксендз Антон Римович попал под надзор силовиков за то, что с амвона призывал паству посылать детей в польские школы. А католические священники Воронич и Скаковский вообще были высланы из Латвии.

Свою кульминацию конфликт с поляками достиг 1 октября 1931 года, когда деятельность Польского союза была приостановлена. Только отзыв Варшавой посла М. Арцишевского из Риги позволил местным полякам добиться того, что Союз не был запрещен как «антигосударственная организация», а закрыт по формальному поводу.

Позднее потомкам дворян, населявших Инфлянты Польски – современную Латгалию, удалось восстановить Объединение польского народа. Но и оно вызывало недовольство «органов».

Например, старший чиновник по особым поручениям МВД Латвии П. Удрис в апреле 1933 года сообщал: «Обещаниями различных благ ополячивают жителей Латвии – католической веры латышей, литовцев и белорусов, идейно и по документам переделывая их в польское национальное меньшинство в Латвии». Депутат Сейма от польской фракции Владислав Лапинский обвинялся в том, что его «деятельность в Илукстском и Даугавпилсском уездах проявляется в нежелательной для государства и вредной плоскости, порождающей национальную вражду и беспокойство».

Характерно, что Политическое управление МВД писало про «злой дух католического семинара», «польско-литовскую клику», «несознательных латышей».

Неудивительно, что при наличии в Латвии 500 000 католиков весьма странным является тот факт, что демократический Сейм в 1931 году отклонил решение правительства – как ни странно, Карлиса Улманиса! – о создании в Латвийском университете факультета католической теологии.

«Мягкий» антисемитизм

К середине 20-х годов европейское общественное мнение практически перестало интересоваться вопросом нацменьшинств в Латвии. Правительству ЛР удалось уже к 1923 году добиться прекращения переговоров с Лигой Наций по этой тематике. Комиссия Лиги Наций, получившая коллективную жалобу латвийских немцев на дискриминацию в ходе аграрной реформы, сочло это «внутренним делом» ЛР.

Следующим на съедение был отдан еврейский вопрос. Законопроект о национально-культурном самоуправлении еврейской народности и использовании еврейского языка в Латвии был вынесен на рассмотрение еще в предпарламенте – Учредительном собрании ЛР в марте 1922 года. В нем предусматривались центральные и местные органы общинного самоуправления, обязательное открытие еврейских школ при наличии 40 учеников (причем всех возрастов) в сельской местности и 60 – в городах, а также применение еврейского языка в административных единицах, где проживает более 20% евреев. Справедливости ради стоит отметить, что евреи предлагали ввести для самих себя дополнительный налог – содержание структур автономии не легло бы дополнительным грузом на бюджет.

Однако проект стал мишенью для нападок национальных политиков. Депутат Сейма Янис Весманис, представлявший партию Демократический центр, заявил в декабре 1924 года: «Этот проект составлен в таком виде, что с государственной точки зрения он неприемлем. Это не культурная автономия, против которой мы не возражаем, но речь идет о создании государства в государстве».

Евреям поставили в вину и то, что если 85% еврейских семей говорили на идише, но подавляющее большинство – 87% евреев – учеников средних школ, училось на русском.

Рейтинговый тогда публицист, как бы сейчас сказали, блогер, Артурс Кродерс поучал – самоуправление нацменьшинств может быть только в многонациональном государстве, а ЛР таковым не является!

«Кукушкины дети», «Троянский конь» – так именовали в латышской прессе сторонников автономии. В январе 1925 года в синагогу на углу Дзирнаву и Гоголя впервые бросили гранату. Ну а в мае того же года известный немецкий общественный деятель Паул Шиман признал с парламентской трибуны: «Проект автономии в этом Сейме похоронен».

Взорванная память

«Немцы по камушку хотят развалить здание свободной Латвии», – витийствовал с трибуны Сейма классик латышской поэзии Карлис Скалбе. Тот самый, которому принадлежат слова «Отечеству и свободе» на главном памятнике страны.

Однако именно правительство ЛР кинуло немцев – обещав участникам их ополчения, ландесвера, землю за участие в войне против большевиков, национальные власти дали ее всего лишь 1200 из 4000 ветеранов.

Кульминация немецкой темы наступила весной-летом 1929 года, когда бывшие участники ландесвера установили на свои средства монументальный комплекс на 2-м Лесном кладбище. Торжественные шествия немцев, митинги и банкеты действовали на национальные СМИ как красная тряпка на быка.

Особенно раздражало то, что отмечалось 10-летие взятия «красной» Риги и при этом вовсе не упоминались ни латышские войска, ни Латвия, а какой-то абстрактный Baltenland. Результатом стал мощный взрыв в воскресенье, 9 июня 1929 года, практически уничтоживший монумент.

Виновные найдены не были, хотя ходили слухи, что за диверсией стоял Центральный союз отставных латышских солдат. А через две недели – 22 июня, латышские ветераны так же бурно отпраздновали 22 июня – день Цесисских боев, когда латыши и эстонцы били немцев.

Справедливости ради, президент Густавс Земгалс счел нужным извиниться за взрыв памятника, правительство выделило на восстановление 4900 латов. Так или иначе, праздники у немцев и латышей были в то время разные. Ну а русские политики 20–30-х годов днем победы считали все же 22 мая, когда пала большевистская власть в Риге.

Цитаты приведены по публикациям:

Latvijas izlūkdienesti. 1919–1940;

Juris Goldmanis «Ebreju kultūras autonomijas (nacionāli kulturālās pašvaldības) jautājums Latvijas parlamentā (1918–1925)»;

Raimonds Cerūzis «Divas izpratnes par valstiskām vērtībām. Latviesu un vāciešu attiecības 1929. un 1939. gada vēsturisko atceres dienu laikā».