Кровавое нападение на учителя в Лиепае ничего не изменило в системе

Прошел год с того дня, когда Илзе Елизавета Романченко подверглась жестокому нападению со стороны своей ученицы, получив ножевое ранение. «Как волнами», — честно отвечает она на вопрос, что она чувствует в данный момент. «Но я хочу жить. Бывают моменты, когда мне хочется исчезнуть из всего, но я не позволю этому событию сломить меня, я наберусь сил и пойду вперед. Я должен поблагодарить всех людей вокруг меня».

Оставить одного в беде

Реальность сурова, но ничего не делается и не меняется», — говорит Илзе. У нее возникла идея, что большинство политиков очень ленивы и не хотят думать наперед. «Пока с их детьми ничего не случится, ничего не изменится», - резко говорит она.

Хотя родители обязаны сообщать, если ребенок может представлять опасность для других или для себя, это все равно остается на усмотрение родителя.

"Так же хорошо держать это в секрете, потому что нет никакой опасности - нет никакой административной ответственности", - сказал он.

с грустью заключает учительница, которая после инцидента больше не планирует работать в школе.

«Учитель — это не актив», — говорит она.

«После прошлогоднего мероприятия никто из Министерства образования и науки не счел необходимым связаться со мной и поинтересоваться, как мои дела. Единственная, кто связался со мной и попытался найти улучшения ситуации в законах, — это Инга Ванага ( президент Латвийского профсоюза работников образования и науки (LIZDA) — авт. ).

На мой взгляд, тот, кто управляет школьной системой, все равно должен найти время поинтересоваться, как это произошло, почему, и спросить, что можно с этим сделать.

Со стороны других учреждений также полное невежество. Винт срезали, выбросили... Из-за существующей системы ты становишься жертвой обидчика, но система, которой ты доверял, оставляет тебя один на один с несчастьем. Поддержки ноль, хотя СМИ чистили перья, что окажут поддержку и т. д., на самом деле - если сможешь, то и сам справишься".

По мнению Илзе, инклюзивное образование пока красиво только на бумаге. «Родителей, у которых есть особенные дети, больше не слушают. О ставке помощника - когда платит, когда нет. Это кошмар. Поэтому на самом деле этих помощников не хватает, но они были бы так необходимы детям, у которых есть трудности, физические нарушения, тем более – психические».

Даже после пережитого Илзе говорит, что не против инклюзивного образования.

«Я не был против раньше и не против сейчас, но вне таблицы Excel система не работает»,

она подчеркивает.

«Чтобы инклюзивное образование работало в жизни, нужен был бы помощник, причем все время, пока родитель работает и не может находиться рядом с ребенком – как в школе, так и вне школы», – убеждена педагог.

Также родители должны быть откровенны с образовательным учреждением. «Нужно сказать, есть ли у ребенка проблемы, — подчеркивает Илзе, — и не через цветы или убаюкивающие фразы, а раскрыть реальную ситуацию. Диагноз или голый код ничего не значит, каждый случай индивидуален, и родители должны сообщить об этом воспитателю.

Учитель не злой и, узнав диагноз ребенка, он не станет злым по отношению к нему, но нам нужно знать, что может случиться».

Илзе также осознает, что родители очень разные – одни игнорируют проблему ребенка и считают, что ее не существует, другие не знают, что делать, что делать. «Должна быть поддерживающая организация, которая действительно помогает, которая работает с ней и дает советы».

Илзе не считает, что ребенка, у которого возникли какие-либо трудности, следует изолировать. «Пока есть возможность с ним работать, пока он действительно «формируемый», это нужно делать.

Должно быть учреждение, где происходит учебный процесс, ребенок не отстает от того, чему ему необходимо научиться согласно своему возрасту, где были бы специально подготовленные педагоги, команда специалистов, где были бы помощники для каждого ребенка, кто подготовит его до такого этапа, что он уже психологически и во всех остальных отношениях готов интегрироваться в общество. Его готовят, с ним работают, устраняют причины агрессии. Мы также работаем с родителями».

У Илзе после случившегося много вопросов, но нет ответов, почему Министерство образования и культуры до сих пор не сочло необходимым застраховать своих учителей, почему ответственность родителей, в том числе семейных врачей, не оценивается более строго.

В Лиепае на учительницу напала ученица, семейный врач которой записал в ее документах «хроническое заболевание».

«Когда нормальный человек думает об этом, кажется — астма, гастрит, бронхит, аллергия…», — сказала Илзе. «Должны быть рекомендации врачей-специалистов, как работать с ребенком, если у него проблемы с психикой. Прежде чем школа сможет его принять, необходимо знать о рисках. Мы не можем работать с тем, о чем ничего не знаем».

На энтузиазме педагогов

Какая сейчас ситуация в школах Лиепаи? Инесе Степко, руководитель отдела поддержки инклюзивного образования Лиепайского методистского центра, объясняет, что ситуации разные, и школы разные.

В отдел поддержки инклюзивного образования родители чаще всего обращаются за помощью, если у их ребенка есть трудности в обучении или нарушения речевого развития. В таких случаях консультации соответствующих специалистов предлагаются как детям, так и родителям.

"Если говорить об образовательных программах с кодом, заканчивающимся на 5711, то в Лиепае на данный момент только одна школа реализует эту программу - это 3-я начальная школа Лиепаи. Однако, если говорить честно, дети с такими специфическими проблемами есть и в других учебных заведениях, как минимум по одному в каждой школе.

Агрессия, гиперактивность, невоздержанность, насилие – с этими проявлениями борются коллективы и руководство всех образовательных учреждений»,

признает И. Степко.

«Агрессия и насилие можно наблюдать уже в дошкольном возрасте, а с последствиями мы сталкиваемся позже. Проблема в том, что для этих детей, уже посещающих дошкольные учреждения, не хватает вспомогательного персонала.

Если говорить о помощниках, то они помогают детям с особыми потребностями передвигаться и выполнять функции самообслуживания. С другой стороны, детям с поведенческими проблемами потребуется больше социального педагога, терапии, а в детских садах этого не обеспечивают.

Родители чаще всего оплачивают услуги психолога из собственного кармана или ходят в методический центр»,

Проблема изложена И. Степко.

В школах вспомогательный персонал, как говорят, лучше, однако психологов и социальных педагогов по-прежнему не хватает, в результате чего не представляется возможным осуществлять полноценное социально-эмоциональное воспитание.

«Именно эти два специалиста могли бы работать с теми детьми, у которых есть нарушения психического здоровья, в том числе склонность к насилию, нетерпимость и т. д. Подойдет ли платный помощник? Зависит от того, какое образование и знания у ассистента, ведь это важный показатель, чтобы понять, какое качество услуги он может предоставить.

Буйные дети обычно обладают большой физической силой, поэтому помощник в годах будет не очень подходящим, аналогично, если мы поставим буйного ребенка напротив помощника, не обладающего соответствующими знаниями и навыками, как он решит эту проблему?

Второе — зарплата — помощнику платят минимальную зарплату. Какой человек сейчас сможет выжить на такую ​​сумму?

Раньше, когда мы искали помощников для детей дошкольного возраста, мы столкнулись с проблемой, что не было людей, которые могли бы и хотели бы этим заняться.

Мы можем принять правила, однако я не уверен, дадут ли они то, что мы хотим и на что надеемся», — поясняет И. Степко.

В Лиепае бывают случаи, когда дети учатся дома, но это лишь на время, пока родитель отвозит ребенка к специалисту или врачам. «Полное домашнее обучение не будет хорошим вариантом, поскольку ребенку необходимо научиться социализироваться, общаться и разрешать конфликтные ситуации. Если ребенок не усвоил это в домашней обстановке, он, скорее всего, не научится и без посещения школы. Второе решение — снизить нагрузку в школе: часть дня он учится дома, другую часть — в школе».

И. Степко признает, что теоретически к преимуществам инклюзивного образования должно относиться то, что дети получают друг от друга, чему они учатся, какой опыт накапливают, однако такое образование требует очень больших финансовых вложений, различных пособий и специальных ресурсов, а также затрат Также следует добавить настройку среды.

«Эти дополнительные инвестиции не были запланированы и реализованы. Именно это препятствует качественному выполнению задач, изначально предназначенных для инклюзивного образования.

Я, конечно, за и поддерживаю инклюзивное образование, однако последние десять лет оно реализуется за счет энтузиазма педагогов и сопереживания людей.

Это единственное, за что стоит держаться, потому что других ресурсов нет – ни качественных учебных пособий, ни адаптированной среды в учебных заведениях, ни свободно доступных специалистов и ассистентов за счет их оплаты труда.

Я много раз указывал на риски инклюзивного образования, и профессионалы отрасли со мной согласны, но это ничего не меняет. На данный момент рушится вся структура образования, не говоря уже об общей системе", - признает руководитель департамента поддержки инклюзивного образования.

Вопрос о ассистенте дискуссионный

Лиепайская 15-я средняя школа имени О. Калпака – одна из тех школ, где с большим энтузиазмом обучают «кодовых» детей. Всего в 15-й средней школе Лиепаи около 200 детей, нуждающихся в дополнительной поддержке извне, но это лишь 10% от общего числа учеников.

Социальный педагог Даце Лиепа считает, что самое главное – понимать, что инклюзивное образование заботится о способностях и потребностях каждого ребенка: «Мы работаем одинаково с теми, у кого есть трудности в обучении, и с теми, кто особенно талантлив».

Говоря о повседневном общении детей, педагог говорит: «Дети есть дети, всякое случается, особенно среди мальчиков. Однако не следует забывать, что

дети – зеркало общества – если мы сами нетерпимы, а иногда и агрессивны, неудивительно, что это проявляется и у наших детей.

В нашей школе мы стараемся во всех случаях видеть позитив, ведь тогда агрессия и склонность ребенка к насилию обязательно снизятся. Не во всех школах есть такая группа поддержки, как наша – психолог, логопед, специальный педагог, два социальных педагога.

Также мы разработали целую систему, что делать в случаях, которые не желательны. Затем мы беседуем со всеми участвующими сторонами, сначала с самим ребенком, приглашаем родителей в школу. Мы пытаемся найти причины, почему это произошло.

Школа — это место, где дети учатся и пробуют разные модели поведения, особенно в подростковом возрасте.

Однако существует много разных кодов, и то, что ребенку присвоен код, не означает, что это сразу же приводит к серьезным поведенческим проблемам.

В нашей школе больше детей с трудностями в учебе, детей с трудностями в поведении у нас нет", - говорит социальный педагог.

Сложнее всего, если нет сотрудничества между родителями и школой. Д. Лиепа говорит, что иногда приходится потрудиться, чтобы достучаться до самих родителей, ведь они тоже очень разные.

Учитель считает, что необходимо расширять образовательные возможности родителей, поскольку иногда возникает ощущение, что у родителей нет инструментов для работы.

Думая о дополнительных руках помощи и помощниках, педагог отмечает, что, с одной стороны, это помогает ребенку, а с другой – стигматизирует ребенка, потому что каждый видит, что рядом с ним все время находится помощник, и он сам все время это чувствует.

«В нашей школе мы создали своего рода сообщество взаимного обучения, где мы, учителя, также делимся друг с другом опытом решения различных учебных и поведенческих проблем. В нашем офисе мы выделили место для рабочих листов, поставили книгу по социально-эмоциональному воспитанию, различные игры – каждый из нас старается делать это как можно лучше и сделать так, чтобы это было доступно каждому.

В целом я хотел бы сказать, что инклюзивное образование имеет много преимуществ, самое большое из которых заключается в том, что оно учит толерантности и показывает нам, насколько мы разные. Сила в разнообразии! Я всегда говорю детям это – у каждого из нас есть свой талант, и в этом наша особая сила. Мы учимся уважению и толерантности друг к другу - от этого выигрывают все", - подчеркивает Д. Лиепа.

Нет мощности!

Дайга Мантениеце, учительница начальных классов 5-й средней школы города Лиепаи, говорит: «Как учитель и одновременно родитель, я понимаю, что необходимо бороться со стигмой и дискриминацией и рассказывать детям о преимуществах инклюзивное образование, но есть много неизвестных.

Проводятся ли регулярные исследования, получены и собраны данные о том, как эффективно предоставлять эту услугу детям? От дошкольника до выпускника средней школы, эффективны ли наши действия или бездействие и как мы их измеряем?

Большим риском, почему так происходит, является неспособность системы образования, то есть нет действительно подготовленных педагогов, администраторов, которые бы регулярно курировали работу с этими детьми, оказывая ежедневную поддержку педагогу, классу. и семья.

Не существует достаточно большой команды, которая могла бы выполнять эту работу каждый день».

В настоящее время в школах учатся также дети с тяжелыми проявлениями агрессии, включающими специфические диагнозы. «Но умеем ли мы работать, когда в классе есть ребенок с особыми потребностями, который к тому же гиперагрессивен, испытывает резкую смену настроения, импульсивность и т. д.?

Да, вы можете мне сказать: «В вашем классе будет такой ученик». Но что я буду делать с этой информацией? И педагогам, и родителям нужен профессиональный совет, который действительно поможет, а не разговор, который оставит вас в еще большем неведении, нужна реальная помощь.

Я за то, чтобы образовательное учреждение имело право не только знать такую ​​информацию о ребенке, но и дополнительно получать профессиональные рекомендации, рекомендации, контроль за работой педагога при работе с такими учащимися, и я даже не боюсь сказать, что таким детям нужен помощник. Такая сложная поддержка.

В то же время мы должны работать с семьями этих детей, обучать их, оказывать практическую помощь».

Д.Мантениеце считает, что учитель не должен оставаться один, психолог в школе с несколькими сотнями детей не может быть один, эти дети также не могут быть одни, не получая поддержки, одноклассники не должны оставаться одни, пока учитель занят тушением пожара в класс.

«То, что мы видим сейчас, ясно показывает, что что-то пошло совершенно не так, настолько неправильно, что это может даже стоить жизни, общей безопасности детей и душевного спокойствия семей. Но я не призываю оставить этих детей и семьи без поддержки. Напротив, я призываю всех искать умные решения».

«В школах не должно быть никакого насилия. А если они это сделают, то должна быть доля ответственности", - сказал он.

по словам менеджера LIZDA Инги Ванаги.

По ее мнению, слишком много времени уделяется дискуссиям, разговорам, анализам. "Должны быть конкретные действия и гораздо более масштабные мероприятия", - убежден И. Ванага.

Изменилось ли что-нибудь за последний год? «Определенные изменения достигнуты в «Законе об образовании», а также в постановлениях Кабинета Министров. Уточняю: больше подчеркивается ответственность за случаи насилия. А также достигнуто, что родители должны информировать образовательное учреждение при возникновении обстоятельств, при которых ребенок может представлять угрозу здоровью и жизни окружающих. Однако приходится констатировать, что эти нормы, к сожалению, на практике не дают ожидаемого результата, поскольку родители видят, что за неинформирование нет ни наказания, ни санкции».

ЛИЗДА надеется, что удастся изменить тот факт, что руководитель учреждения совместно с ответственными лицами муниципалитета мог временно определять учебный процесс за пределами школы, если учащийся причинил угрозу здоровью и жизни учащихся. другое или неоднократное насилие.

Еще есть тот факт, что сумки студентов могут проверять, в том числе и сами студенты, если есть подозрение, что спрятано что-то запрещенное.

Нет, это не нормально!

Илзе Дзене , автор платформы «dzene.com», педагог, мать четверых детей

За последние шесть лет мы много говорили об инклюзивном образовании. Я это понял

Чиновники Министерства образования и науки очень ленивы и бесхребетны.

В 2012 году положение об инклюзивном образовании в латвийских школах было разработано и подписано тогдашним министром Робертсом Килисом. В результате специальные школы и специальные классы были ликвидированы.

Тогда в специальных классах со специальным педагогом обучались 10 детей. Эту идею без всяких оснований отбросили, и детей перевели в обычные классы, причем без ассистентов, потому что их никто не может достать.

У меня самой была ситуация пять лет назад, когда в класс моего ребенка поместили ученика с диагнозом, и он столкнул моего ребенка с бетонной лестницы, пока он шел на обед. По правилам Министерства образования этого студента должен был сопровождать ассистент, но его не было.

Да, этот случай не был фатальным, ведь если бы он был, о нем знала бы вся Латвия. Однако следует отметить, что в конце лестницы стояли радиаторы и все могло закончиться очень плохо.

После случившегося я долго разговаривала с мамой ребенка и поняла, что это тоже

мать в полном отчаянии, потому что выяснилось, что в тот день мой ребенок был не единственным, на кого напал этот ученик.

27 родителей класса написали заявление в школу, и школьный психолог высказал такую ​​фразу: «Мы включим этого ребенка в класс, чего бы это ни стоило. Другим детям нужно видеть этих особенных детей, расстройство аутистического спектра, синдром дефицита внимания и гиперактивности, потому что жизнь не такая радужная».

Я согласен, что детей нужно интегрировать таким образом, иначе мы бы даже не узнали об их существовании, однако разумно ли подвергать риску других учеников, заставлять учителя принимать нервно-паралитические препараты?

Нет, это ненормально, это больно!

Я встречался со специалистами и неоднократно обсуждал эти вопросы. Во всей Европе дети с различными нарушениями обучаемости издавна обучаются в небольших классах в присутствии специальных или обычных педагогов, но в Латвии они остаются в большом классе из 30 детей, где их провоцирует все, что там происходит - шум, звуки. , запахи, стук каблуков.

Чтобы обратиться к такому большому классу, учителю приходится говорить синтетическим и металлическим тоном, и это тоже беспокоит детей. Понемногу у них развиваются неврозы, дочка тоже начала писать по ночам в постель, меня заставили отвезти ее на терапию, и я поняла, что это ненормально.

Covid-19 пришел на помощь, я забрала дочь из этой школы.

Психологи там были неадекватными, как и директор школы, который считал, что в пятом классе ребенку сломать настоящие костные передние зубы - это нормально .

Нет, это не ок !

Именно по этой причине я хочу начать инициативу на платформе manabalss.lv , ведь детям с отклонениями в умственном развитии (и функциональными нарушениями) нужен оплачиваемый государством ассистент в образовательном учреждении.

Не надо говорить, что денег нет, ведь спецшколы ликвидируются! Эти средства следует просто направить помощникам.

Для детей, у которых отсутствует контроль импульсивности и которые не могут социализироваться в школе, удобнее будет перейти на домашнее обучение, что означает не то, что мать учит своего ребенка, а то, что ребенок учится посредством дистанционного обучения и к нему приходит учитель. его дом в определенное время.

То же самое касается случаев, когда ребенок агрессивен – его не должно быть в школе. Ему надо предложить домашнее обучение, но у нас законы не в порядке, люди в министерстве вообще этими вопросами не занимаются.

Каждая школа испытывает трудности, поэтому есть хорошие школы и плохие школы.

Честно говоря, в Риге есть хорошие школы, а есть такие, в которые дети ходят с бейсбольными битами, и это не образное выражение.

Исследуя инклюзивное образование, я обнаружил, что дети с особенно тяжелыми нарушениями функционального или умственного развития определяются как учащиеся, которые получают 59 евро в месяц.

Они не могут ходить в школу, но и не могут претендовать на помощника, потому что их называют учениками. Мало ли это понятно? Правовые нормы спутали все в одну путаницу.

Я имею в виду вот что: ты знаешь, что происходит в школе?

Элина Озолиня - учится:

- Сейчас я учусь в школе дистанционно. Когда я еще учился в начальной школе в Вентспилсе, в наш класс, где ученикам было по десять лет, добавили несколько молодых цыган лет по 15. Они были очень грубы, и остальным из нас пришлось очень тяжело. Учителя часто плакали. Через какое-то время они исчезли из школы, видимо, не закончили ее.

Лилия Саулите – мать:

– Я знаю о школе по классным собраниям и электронным классам. У меня есть опыт работы в детском саду, где в группе есть непослушный, агрессивный мальчик, который почти не разговаривает. Не знаю, есть ли диагноз, но он часто бьет, толкает, подбегает и щипает или дергает за волосы других, показывает грубые жесты. Семья проживает в сельской местности, и Социальная служба не оказывает ей должной поддержки. Я боюсь за свою дочь, говорю ей держаться подальше от мальчика. Я бы не хотел, чтобы они учились в одном классе.

Байба Саулгреве-Буша – специалист по видеомонтажу:

- Я хожу на встречи, мне сообщают. В школе очень хороший обмен информацией, есть также электронный класс и чат для родителей. В начальной школе в классе был мальчик, который хулиганил в классе, но, к счастью, сейчас он в другом городе и в другой школе. После ухода мальчика все вздохнули с облегчением – дети, родители, учителя.

Ласма Бойкова – массажистка:

- Я сейчас не имею никакого отношения к школе. Я поддерживаю, чтобы в классах были и дети с диагнозами, потому что так они смогут получить полноценное образование, а не разлучаться. Так они знакомятся с реальной жизнью и контактируют со своими сверстниками, вместо того, чтобы к ним относились как к другим. Однако родители должны постоянно следить за своим особенным ребенком, они не могут отвести его в школу и забыть, оставить на попечение учителей.

Лаура Барановска – мастер по наращиванию ресниц:

– Я закончила школу, но знаю учительницу, у которой в классе были особенные дети. Да, им нужно гораздо больше внимания. Учительница рассказала, что многие родители, у которых есть особенные дети, считают, что учителя обязаны более непосредственно работать с их детьми и что потребности других детей не так важны. Педагог также имел опыт работы в ликвидированном интернате. Она сказала, что там было лучше, чем сейчас.