Русские нам не нравятся еще больше, чем латыши - Лиепниекс откровенно о Латвии

«Мне не нравятся Раев и Пунтулис, и Кариньш, и Меньгельсоне, и вообще «Новое единство». Ай, да что там говорить, мне в целом не нравятся политики», - откровенничает политолог и публицист Юргис Лиепниекс на портале NRA.

"Совсем не нравятся. И у меня есть подозрение, что я такой не один. Я каждый раз перед выборами мучительно решаю, кто из политиков мне не нравится меньше всего. Хорошо хоть, что можно вычеркивать кандидатов, так я хотя бы могу выразить свою неприязнь. Мне не нравятся также всякие чересчур умные эксперты, которые только заумно рассказывают, как все неправильно, а сами ничего не делают. Мне не нравятся и журналисты, нравится только, когда они по кому-то основательно пройдутся катком. О да, мне это нравится. Домбурс когда-то нравился, он учил ставить всех на место, учил говорить о людях то, что думаешь, но теперь весь вышел. Не нравится.

Мне также не нравятся все существующие Негосударственные организации (NVO) с их преувеличенным и воинственным чувством справедливости. Иногда они правы, но всё равно подозрительны. Кто им вообще платит? Я не люблю латвийских бизнесменов, потому что у меня есть сильное подозрение, что, если бы они работали честно, то вряд ли стали бы богатыми. Если они небогаты, едва сводят концы с концами, то они мне нравятся чуть больше, но всё равно не нравятся. Я также не люблю госслужащих, они ничего из себя не представляют, просто сидят и получают свою большую зарплату. Вообще, вы все мне не нравитесь. Я, конечно, тоже вам не нравлюсь. Мы латыши. Мы не любим друг друга. Мы уже давно забыли, почему именно некоторые нам не нравятся, но очень хорошо помним, что не нравятся.

Нет, ну исключения есть, конечно, я понимаю, не стоит утрировать и обобщать. У меня есть друзья, которые мне нравятся. Свои. Я им тоже нравлюсь. Мы стоим друг за друга. Затем, конечно, есть баскетболисты или хоккеисты, на той неделе, когда они выиграли что-то большое. Но там все равно полно неприятных людей, и кто вообще управляет этой федерацией? И кому принадлежат эти клубы? И кто спонсоры? Ничего хорошего там нет, полно всяких неприятных людей. Вот так мы и живем.

Одна из основных причин, по которой вы мне не нравитесь, это то, что я всё знаю лучше. Это так утомительно — знать всё лучше, чем все остальные. Никто тебя не слушает. Они думают, что сами знают всё лучше. Идиоты.

Шведы, датчане, финны, американцы, французы, даже эстонцы — они нам нравятся, они умные и все делают правильно. Нам также нравятся их предприниматели, нам нравится с ними работать гораздо больше, чем с латвийцами. Мы их даже не дергаем, если являемся чиновниками, потому что они уже иностранцы. Мы даже радуемся, когда они покупают еще одну латвийскую компанию. Теперь будет лучше. Будет больше похоже на заграницу, чем на Латвию.

Русские… ну с этими всё понятно, эти нам особенно не нравятся, еще больше, чем латыши, эти на первом месте, на то есть понятные причины, но сразу за ними на втором месте, конечно, латыши.

(…) В национальном масштабе это явление взаимной неприязни проявляется в полной неспособности сотрудничать и работать вместе. Недавнее правительство Кариньша является прекрасным тому примером. Они долго рассуждают о том, на скольких ножках стол или табуретка более устойчивы, пока примерно через год не обнаруживают, что вообще не способны сотрудничать, сколько бы они ни узнали о столярной тематике. Потом они пытаются расширить коалицию, но то одни не готовы сотрудничать, то другие, в той партии есть эти, а в этой партии другие, и мне почему-то кажется, что я даже уже знаю, как будет происходить сотрудничество в теми, кто все же согласился. Я знаю это, потому что люди, которые не любят друг друга, могут сотрудничать только в том случае, если они способны забыть о своей личной неприязни во имя высшей цели, но таких чудес в Латвии еще не видели.

(…) Это имеет всевозможные последствия. Если мы не можем сотрудничать на таких уровнях, как общество, партия или организовать качественные общественные дебаты, то ясно, что такая способность не может внезапно появиться в Сейме или правительстве. Неудивительно, что жажда общества к твердой руке сверхсильного лидера, который мог бы затем навести порядок, всех расставить по местам и заставить слаженно трудиться ради общей цели, не исчезает. Мы не можем сделать этого сами.

И есть две основные причины. Первое – мы не любим друг друга. Второе – мы не понимаем, не хотим признать, принять, что Латвия должна быть чем-то выше наших индивидуальных симпатий или антипатий.

Мы должны иметь возможность сотрудничать друг с другом в интересах Латвии, даже если мы не обязательно любим друг друга. Общее дело должно быть важнее. Неважно, нравишься ли ты мне — если ты лучше всех подходишь для работы, делай ее, я тебя поддержу. Неважно, нравлюсь я тебе или нет – все это должно быть даже не второстепенным, а совершенно неважным. Реальным приоритетом нашей общественной жизни является не Латвия. Нашим ежедневным приоритетом является взаимная неприязнь и ненависть. Соответственно — постоянные ссоры, отмены, молчаливый взаимный саботаж, ворчание. Посмотрим правде в глаза: это то, что мы делаем. Не в общих интересах, не защищая интересы Латвии, не ради строительства, укрепления и обогащения Латвии. Можно ли это изменить? Я думаю, что можно".