Откуда вышла латышская богема: знаменитые завсегдатаи «Козы»

Поколение латвийских шестидесятников… Что мы знаем о нем? То, что среди них были многие, ставшие нашими выдающимися творцами, а в ту пору молодые, горячие, звонкие.

Поколение талантов

И то, что практически все они собирались в артистическом, богемном кафе Kaza, располагавшемся в сердце Старой Риги, на углу Вальню и Ленина, то есть Бривибас. Ну и, конечно, наше поколение позже было свидетелем зенита их славы…

Документальную ленту с бесценными воспоминаниями повзрослевших завсегдатаев "Козы" сняла юбиляр сентября, выдающийся кинодокументалист Лайма Жургина еще в 2019–м.

В 1969–1990–м она — режиссер–документалист Рижской киностудии, ныне член правления Латвийского союза кинематографистов.

Мы увидим картину "Коза лезла в небеса" вместе с другими ее фильмами на ретроспективном кинопоказе "Пять дней в сентябре" в художественном центре Zuzeum.

Почти двухчасовой фильм богат знаковыми персонажами, великолепен визуально — здесь интерьеры и сад Рундальского дворца, один из героев — многолетний бессменный директор музея, воссоздавший за несколько десятилетий эту барочную жемчужину Бартоломео Растрелли, художник, историк, доктор искусствоведения Имант Ланцманис. Здесь и море бесценных фотографий, и кинохроника того времени.

Мы с Лаймой вспоминаем некоторых героев картины — к счастью, многие живы…

— Это и знаменитый художник Майя Табака, выдающийся композитор Имант Калниньш, режиссер Майя Кимеле, фотограф Мара Брашмане, Андрис Гринбергс, который был некогда королем рижских хиппи. С ним нет интервью в картине, но его стилистическое присутствие вспоминается. Он у меня еще герой фильма "Гадкий утенок — человеческое дитя".

Художница Бирута Делле, поэты Янис Рокпелнис и Улдис Берзиньш, который переводил и Библию, и Коран, писал стихи на разных языках, Аугустин Делле, который долгое время работал на радио звукорежиссером, и его супруга, художница Лайма Эглите, художник с невероятной судьбой Марис Бишоф, который женился на еврейской девушке и уехал сначала в Москву, потом в Израиль, а после в Америку, где делал обложки для New York Times. А потом вернулся в Латвию! Он мне делал афишу фильма и всю полиграфию.

Модрис Тенисон, актер Рижской пантомимы, который потом в драматическом театре создал театр пантомимы. Лайма Эглите, очень своеобразная художница, тоже была звездой этой пантомимы.

Что за занавесом?

— Через "дырявый" железный занавес мы старались добыть информацию, у нас, понятно, был интерес ко всему запретному в то время. Смотрели картины с польского кинофестиваля, доставали через польские и чешские журналы материалы о всех видах культуры и искусства — начиная от моды до новейших течений литературы и философии.

Я училась во ВГИКе, и когда приезжала в Ригу, заходила в "Козу", а там всегда сидел известный детский писатель Юрис Звиргздиньш. У него была операция на сердце несколько лет назад, но он, слава богу, с нами, очень остроумный. До сих пор сыплет шуточками.

Мы в Риге тоже зачитывались Андреем Вознесенским, Евгением Евтушенко, Беллой Ахмадулиной, смотрели картины Андрея Тарковского. После ХХ съезда партии началась оттепель, и все задышали куда свободнее, это продолжилось и в брежневские времена.

Судьба Подниекса

— Имант Ланцманис всегда приходил в длинном сером плаще с таким классическим портфельчиком. А Юрис Подниекс — немного другое поколение, его в "Козе" не видели, но его очень любят у нас. Он поначалу был кинооператором, но есть же другие, уникальные операторы, о которых никто не вспоминает… К примеру, Янис Мурниекс, который снимал "Долгую дорогу в дюнах". Ральф Круминьш, с которым мы снимали Иманта Зиедониса еще в 1979–м. И конечно, Георгий Рерберг, который снимал "Зеркало" Тарковского.

У нас были известные режиссеры , которые давали возможность Юрису проявиться. Подниекс еще до поступления во ВГИК трудился осветителем, ассистентом оператора, а мы работали с его отцом, диктором. Он мне жаловался, что боится за сына — такой, мол, излишне активный.

Первая картина, в которой я предложила ему участвовать, была о Раймонде Паулсе, 1976–й. Мы хорошо сработались — он постоянно творчески развивался как оператор. Обладал таким ценным качеством, как равновесие эмоционального и рационального. И это очень важно для кинопроизводства! А в какой–то момент осознал себя режиссером.

Расскажу такую историю. Мы с Юрисом снимаем Ояра Вациетиса зимой в Пиебалге, в сельском доме Иманта Калниньша. Мама Иманта, человек сердечный, кормит нас хорошим обедом, а после и говорит: "Покажите ваши ладони, я вам погадаю!" Берет руку Юриса и говорит после некоторой паузы: "Даже не знаю, как тебе сказать… До 50 лет не доживешь". Все зашумели — мол, можно этому верить или не верить. Но Юрис, который обычно веселил всех всякими шуточками, всю обратную дорогу в автобусе молчал и проводил по ладони — старался продлить свою линию жизни. На Юриса это очень повлияло, он стал задумываться…

…А кофе был невкусный

— Герои нашего фильма все отлично помнят, хотя многим уже за 80. Это потому что не оставляют творческой работы, мыслительный процесс у них не останавливается. Я не представляю, как это люди просто сидят у телевизора! Гете своего "Фауста" написал в 82 года, Пикассо тоже писал еще в 90 лет, как и наш Пиннис.

…Я напомнила Лайме о профессоре живописи Владимире Ивановиче Козине, которому 17 сентября исполнится 101 год. Он еще пишет картины, трезво и здраво анализирует события…

А потом позвонила одному из героев фильма, Иманту Ланцманису. Вот что он рассказал:

— Фильм очень хорош! После показа в 2019–м в Splendid Palace я говорил со сцены о своих воспоминания и впечатлениях, о том, как я воспринимал это место — арт–кафе "Коза". Там все даже засмеялись — я признался, что мне это место не очень нравилось, потому что там делали невкусный кофе. Иногда я туда тоже ненадолго забегал, но для меня эта атмосфера была слишком однообразной. Там были люди, которые были способны весь день сидеть и философствовать. Это мне казалось скучноватым. Но это были лучшие творческие личности — через эту "Козу" же проходила вся латвийская интеллигенция первого ряда.

Завсегдатаями кафе были люди, которые и прежде, и после были известными. С одной стороны, да, это было занимательно. Но я не мог сидеть там часами и тянуть плохой кофе, без конца беседуя.

Помню, я заходил туда, сидел, слушал, но мне было более интересно сидеть в библиотеке, читать книги об искусстве XVIII века и старинных усадьбах, нежели сидеть в "Козе" и философствовать о чем–то.

Уже Рундале было рядом со мной, с моим непосредственным участием началось его возрождение. Так много было всего такого интересного и живого, что резонерство тамошней компании мне быстро наскучивало…

Так или иначе, срез творческого поколения 60–70–х, его кинопортреты — это бесценный материал для нашего поколения. Уходящая натура…