Латыши смотрят на банки только сняв шляпу и поклонившись. В отличие от литовцев

Ответ на вопрос: почему Латвия отстает от своих соседей, лежит на поверхности. И основывается на удивительном подчинении латышей банковской системе. Банки священны, и на них нельзя даже косо взглянуть. Только сняв шляпу и поклонившись. С этим трепетом связаны и все последующие экономические проблемы, пишет Бенс Латковскис на портале rus.nra.lv.

Сейм Литвы еще 16 мая этого года принял закон о внеочередном налоге солидарности для коммерческих банков. Смысл этого закона состоит в том, чтобы сбалансировать стремительно растущие расходы по текущим кредитам. Если банки сами не хотят солидаризироваться со своими клиентами, то силой закона их надо заставить поделиться своей баснословной прибылью.

Напомню, что Европейский центральный банк в целях борьбы с инфляцией значительно повысил и продолжает повышать так называемую базовую ставку рефинансирования, что автоматически повышает и ставку по межбанковским кредитам — EURIBOR, которая в свою очередь является основой для большинства существующих кредитных ставок. Идея о налоге солидарности для банков возникла еще в конце прошлого года, поскольку не везде в Европе царит такое благоговейное отношение к банкам, как у нас.

Когда весной из Литвы пришли новости о возможном принятии таких поправок к налоговой системе, то и в политическом классе Латвии — в форме предположения — начали звучать голоса, что эту идею можно было бы оценить. Даже закаленный адвокат банков, министр финансов Арвилс Ашераденс не исключал принятие такого налога солидарности. Тем более что остро требовалось найти средства на дополнительное финансирование здравоохранения. Взяв часть большой прибыли банков (прибыль Swedbanka за первое полугодие (!) — 163,92 миллиона евро, SEB banka — 82,4 миллиона евро), вопрос можно было бы достаточно легко решить.

Литва приняла этот экономически справедливый и вполне разумный закон несколько месяцев назад. Что планирует делать Латвия? Вчера в статье «У шведских банков в Латвии — гигантская прибыль, но правительство не хочет вводить налог солидарности» Роландс Петерсонс задает этот вопрос, и сам на него отвечает: «Что будет делать правительство Латвии? На этот вопрос пока трудно ответить, так как в этом году и правительство, а не только Сейм взяли длинную — в случае с правительством трехнедельную — паузу, во время которой, возможно, нужно и отдохнуть, и разобраться с потенциальным будущим правительством». Прекрасно понимаю осторожность коллеги, который отговаривается уходом правительства в отпуск, но если говорить откровенно, без обиняков, то никаких трудностей с ответом нет. Совершенно ясно — на 99,9% — что в Латвии никакого налога солидарности или другого закона, перераспределяющего гигантскую прибыль банков, принято не будет.

Просто потому, что принятие такого закона пришло бы в полное противоречие с политической логикой последних 30 лет. В политической жизни Латвии ничего настолько не изменилось, чтобы был отодвинут в сторону этот статус высочайшего благоволения по отношению к банкам. Экономическая политика Латвии с первых лет восстановления независимости сформирована в соответствии с этим принципом. Ее «отцы» были представителями Чикагской монетарной школы (в случае с Латвией, скорее, можно говорить о Джорджтаунской школе): экономисты из эмиграции Юрис Виксниньш и Бруно Рубесс, наши неолибералы времени Атмоды — Оярс Кехрис, Улдис Осис, «воспитанники» Банка Латвии — Эйнарс Репше, Валдис Домбровскис, Илмарс Римшевичс и другие.

В соответствии с этими модными представлениями 80-х годов прошлого века в основе экономики лежит жесткая монетарная политика и стабильный банковский сектор. Звучит так хорошо и убедительно, что и сегодня в Латвии эта идея остается доминирующей. В чем ее слабое место? Все прекрасно работает в спокойных, экономически благоприятных условиях. Но в условиях кризиса проявляется асимметричный характер этой системы. Кожа и мясо — нам (банкам), рога и копыта — вам (обществу). Риски и обязанности — вам, прибыль и правовая защита — нам.

Так было во время кредитного бума 2004-2008 годов, когда банки просто бросали вслед кредиты, при этом мелкими буквами вписывая в кредитные договоры условие о том, что все риски навешиваются на самих заемщиков. Так это происходит и сейчас, когда стремительно растущие ставки EURIBOR делают намного дороже уже взятые кредиты.

Поскольку в Латвии кредитные риски равномерно распределены только и исключительно по плечам заемщиков, то сами заемщики платят и за рост ставок. В Латвии такой порядок уплаты кредитов едва ли не единственный возможный. Многие считают, что такой порядок существует и в других частях света. Но это не так. В развитых странах Запада за долгие годы сложилась система, похожая на ту, в соответствии с которой мы платим за электроэнергию. Каждый может выбрать план возврата кредита: с фиксированной или переменной ставкой. Теоретически и в латвийской банковской системе действует эта схема, но на практике единственная возможность — это согласиться с предложенным банками планом: определенный процент плюс EURIBOR.

С банками и их лобби все понятно, но разве общество само не видит эту асимметрию? Почему общество политически — через партии — не заставляет банки идти навстречу жителям страны? Как я уже говорил, за 30 лет у нас построена незыблемая идеологическая конструкция — что хорошо для банков, то хорошо и для общества. Не только сотрудники банков и лоббисты, не только общественные СМИ, увлеченно цитирующие пресс-релизы банковского лобби, но даже обычные люди, страдающие от вседозволенности банков, готовы эти банки защищать.

Эта логика — достойная Стокгольмского синдрома — примерно такова: деньги банки получают от населения, а значит, для уплаты налога им придется трясти кошельки жителей еще сильнее. Поэтому нечего трогать банки, потому что они вытрясут эти деньги из народа, и нам будет еще больнее. Или, другими словами — понятно, что нас доят, но что поделаешь. Если будем сопротивляться, может быть, будут доить еще больше. Ну так давайте благоговейно стоять перед банками, согнув спину, и смотреть, как мимо нас, «страдальцев», проносится литовская упряжка.