Куда уходит Путин: два сценария смены власти в России

Война, начатая скоро уже год назад в Украине, привела, кроме прочего, и к разрыву информационного пространства. Но не зная положения в соседней с Латвией стране — возможно ли строить свою политику?

Поэтому собеседником портала bb.lv стал Илья Александрович Гращенков (1983 г. р.), российский политолог, президент Центра развития региональной политики. Один из ведущих комментаторов в российских телеграм–каналах.

"Если завернуть гайки — может рвануть"

— Российское общество военной поры — какие коренные изменения в нем вы наблюдаете? С одной стороны, соцопросы констатируют массовую поддержку Путину и боевых действий, с другой — возникают постоянные эксцессы и недовольство.

— Общество длительно и целенаправленно деполитизировалось. Это было некоторым смыслом существования нынешней власти: вся политика переходила исключительно в руки Кремля, а люди полностью устранялись из нее. Признавая некий политический театр, презентуемый в виде телевидения, медиа, и определенные алгоритмы электорального волеизъявления, которые приводили практически всегда к заранее известному результату.

Сегодня государство вдруг начало очень резко вмешиваться в жизнь людей — это касается и мобилизации, и ухудшения социально–экономического положения, и попытки идеологического влияния на жизнь обывателя. Государство приходит к человеку и говорит: ты будешь жить хуже — по тем лекалам, которые диктует власть, во имя неких национальных интересов, которые озвучиваются довольно абстрактно.

Поэтому общество начало меняться, стало задавать вопросы: в чем эти интересы, каковы цели, каков образ будущего?

Все это — такая протополитизация общества. Оно еще не выдвигает каких–то требований, но это коренная перемена, сулящая власти достаточно серьезные проблемы. Пока власть еще не определилась, как собирается жить в политизированном обществе. То ли подавлять эту политизацию, то ли брать под контроль и поддерживать? Но мы понимаем: как не удержал Горбачев перестройку, так можно и не удержать политизацию сегодня. Если завернуть гайки, тоже может рвануть, неожиданно и в разных местах.

Ну а по постоянному выживанию общества (о развитии говорить не приходится), особенно в малых городах и на селе, особенно ударила и Украина. С одной стороны, показывают, что люди, всю жизнь получавшие 20–30 тысяч рублей, будучи мобилизованными, могут получить 180–200 — это очень круто. С другой — не всегда можно ими воспользоваться. И региональная экономика, завязанная как двигатель на выплаты мобилизованным даже в случае их гибели, достаточно странно выглядит с прикладной точки зрения.

Региональные экономики начинают перестраиваться под военные нужды, под нужды, связанные с западными санкциями — но пока получается не очень. Как бы большой знак вопроса: что делать в сложившейся ситуации?

Повысить градус происходящего

— На высоком политическом уровне утверждается, что военные действия ведутся не против Украины, а против всего Североатлантического альянса и вообще "50 стран". Можно ли говорить, что народ России окончательно принял антизападную повестку и воспринимает государства НАТО и ЕС как противников? Вопрос для Латвии не праздный, учитывая нашу границу с РФ.

— Мы не можем знать, что принял народ России: у нас нет инструментов. Если даже опираться на официальную социологию (хотя не совсем понятно, зачем), то и под ней мы сможем увидеть, что боевые действия в Украине поддерживает не все население. Есть примерно четверть, что не поддерживает. Если же будем проводить более независимые исследования с иными вопросами и выборками, можем получить еще больший процент.ъ

Безусловно, антизападная риторика влияет на ядерную аудиторию власти, куда она может добить этой повесткой — прежде всего людей, смотрящих телевизор, в основном пенсионеров, в возрасте 60+; группу "рассерженных патриотов" — это 2–3%; людей, склонных находить внешнего врага для оправдания своей неполноценности. Маргиналов, лиц с тяжелой судьбой, которым надо на кого–то злиться. Раньше они злились на государство — сейчас с большим удовольствием могут злиться на Запад.

При этом есть и люди, ориентированные на Запад. По–разному: кто–то более поддерживает нынешний, кто–то — тот, о котором в голове сложилось впечатление… Заявления же о том, что "мы воюем со всем миром", призваны повысить статус происходящего. То есть конфликт локальный масштабировать до мирового.

Конечно, весь мир принимает участие в попытках или урегулирования, или эскалации, поставками оружия. Сводить его к территориальному спору неверно. Туда вовлечены несколько ядерных держав, и санкционный конфликт мировой. И Евросоюз страдает от санкций, и Восток старается вести свою игру — в первую очередь Китай. Геополитически это более локальный конфликт, чем украинский, но антизападная риторика все же видит в противнике не Запад как таковой. А некую западную бюрократию, противящуюся в рациональном отношении и пытающуюся перевести конфликт в идеологический.

Думаю, странам Балтии беспокоиться не стоит. Это не реальное противостояние НАТО и России, а попытка за счет масштабирования найти какой–то выход из ситуации, который позволил бы и России выйти с наименьшими потерями — не столько военными, сколько экономическими.

Транзит или переворот

— Как вы полагаете, Путин будет переизбираться в 2024 году — или начнется транзит власти? Может ли к этому времени наступить перемирие, если в боевых действиях не случится прорывов?

— Что касается выборов Путина — об этом всегда знает только Путин. Я бы так сказал: по консервативному сценарию Путин переизбирается. Далее опять же два сценария: отбывает полный срок или запускает транзит. Но, конечно, транзит в любом случае неминуем. Он может начаться и в этом году. Это не столько смена власти Путина, сколько переход рычагов власти, сложившейся системы, позволяющей контролировать крупные финансовые потоки, отрасли. И не всегда они идут с государством параллельно.

Второй сценарий — модернистский. Он может быть связан с вероятным отказом Путина выдвигаться на очередной срок. Это потребует выдвижения преемника, его избрания и перемещения Путина на какую–то позицию, с которой он мог бы преемника опекать. И соответственно модернизация всего государственного устройства в рамках этого. Может ли к этому моменту наступить перемирие? Разумеется, может — только что это будет за перемирие… Я бы не сказал, что это два взаимосвязанных фактора. Скорее, факторы расшивающие, спутывающие, обладающие большим количеством триггеров — как международных, так и внутренних.

— А как бы вы оценили возможность появления более радикального президента России с опорой на армию, ветеранов, военкоров?

— Безусловно, Путин — такой арбитр–балансер. Понятно, что, начиная новый год с милитаризованного обращения на фоне военных, он сделал шаг от гражданской элиты. Но более радикального лидера не просматривается. Для страны даже такой милитаризованный Путин — скорее большой эксцесс. Даже патриотически настроенные граждане хотели бы для своей жизни демилитаризации — по крайней мере не желали бы попасть под призыв, лишиться дохода, рисковать потерей собственности и т. д.

Еще более радикальный президент — либо шаг влево, либо вправо. Или построение такого военного коммунизма, или правая диктатура — как в ряде латиноамериканских стран. Это воспринимается как полюса опасности, что позволяет Путину быть "равновесным средним".

Появление же другого человека возможно в результате "черного лебедя", некоего эксцесса, что означало бы внутриэлитный конфликт. Когда появились бы силы, ставящие на насилие. В 1990–х мы помним, что были Баркашов, Макашов — но и тогда они оставались маргиналами. Думаю, и сейчас они остаются таковыми, пугалом для народа, чтобы не впадать в крайности и оставаться в фарватере действующей власти.

"Центр — источник благ, стабильности и безопасности"

— Что, на ваш взгляд, происходит с регионами РФ, на которые легла значительная тяжесть мобилизации? Не представляют ли потенциальной угрозы центробежные тенденции?

— О них говорить, на мой взгляд, неуместно. Россия — страна с четко выстроенной вертикалью власти, где и народ, и регионы являются реципиентами. И так будет, пока вертикаль не оскудеет. А для этого нет оснований даже в ближайший год. Опасности, конечно, существуют — но их стараются нивелировать. К тому же эту пирамиду всегда можно повернуть, развивая власть на местах, самоуправление. Тогда это будет совмещено с попытками построить государства, опирающиеся на национальную идентичность. Пока же центробежных тенденций нет, и я бы никак не прогнозировал такой вероятности.

Понятно, что есть регионы с более сильной идентичностью, есть более богатые и бедные. Можно устроить искусственные взрывы, турбулентность — так происходило в ряде советских республик. Но все же — другое время, другой опыт.

Переносить это на сегодняшнюю Россию — бессмысленно. Да, есть точки, более подверженные сепаратизму — и есть менее. Но в любом случае подавляющее большинство ориентировано на федеральный центр как источник благ, стабильности и безопасности. Мобилизация на местах немного покачнула глав, но все вернулось.

— Можно ли говорить, что в России происходит постепенная приватизация силовых структур — имея в виду военно–политическую активность господ Пригожина, Кадырова?

— Есть конкурирующие параллельные ветви — у государства есть армия, а у системы есть ЧВК. Есть только вопрос, что они не являются частью государства, существуют в серой зоне. То же с некоторыми нацбатальонами, хотя они, конечно, более интегрированы в государство как часть Росгвардии. Но поскольку они финансируются от каких–то параллельных историй, то ими же могут управляться.

Приватизация одного другим не имеет смысла, ибо тогда "другое" станет неповоротливым. И армию нельзя представить структурой бизнеса. Так что ЧВК — элементы нынешнего военного конфликта, существующие в пространстве эксцесса. И после его завершения будут переформатированы: частично вписаны в государство, частично сделаются частью легального бизнеса.

Новый НЭП и Чебурашка

— Ваша оценка импортозамещения в экономике — насколько оно эффективно для тяжелой промышленности и для сферы потребления?

— Это вообще неправильный термин. Что–то заменили на другое: это всегда потеря качества, эффективности тут быть не может. Закрыли "серым" параллельным импортом, попытались организовать производство у себя… Санкции нанесли серьезный ущерб российской экономике, и эффект будет ощутим и в этом, и в будущем году.

Особенно справилась финансовая система: и банки не посыпались, и курс удержали.

А что касается экономики в целом — я лично являюсь одним из идеологов НЭП 2.0. То есть некоторой временной системы, предполагающей либерализацию экономического пространства, сотрудничества государства с бизнесом, чтобы он, как муравей, латающий муравейник, латал российскую экономику. Изыскивал средства, технологии, связи и т. д. С другой стороны, государство поддерживало бы его кредитами и прочим — и само занималось бы отраслями, где малый бизнес невозможен: ВПК, энергетика…

Такой краткосрочный НЭП мог бы лечь в основу "Индустриализации 3.0", т. е. перехода к высокотехнологичному производству, здесь могла бы идти речь о шаге в 5–10 лет. Сейчас перед Россией стоит выбор: пойти по этому пути — или по пути командно–административной экономики вроде советского Госплана. Мы пока еще стоим на этой развилке, и импортозамещение не подтолкнуло ни в одну из сторон: мы точечно восполняем выпадающие товары и технологии.

— Девестернизация развлечений — отказ от Голливуда, отсутствие концертов западных групп, переводной литературы — это как–то влияет на общий фон жизни?

— Надо исходить из того, что отказ происходит от новинок. А те тоже сомнительны. Люди привыкли к некоторой западной классике, и их смущают черные Золушки, ЛГБТ, трансгендеры… Никто не отказывается от старых добрых фильмов и музыки. Да, нет живых концертов — обидно, но в нашей стране потребители этого премиум–класса составляют очень малый процент. Большинство людей смотрят телевизор, никуда не ходят, и девестернизация для них носит некритический характер. Тем более что за последние годы действительно появились отечественные фильмы, сериалы.

На примере "Чебурашки" видно, что рядового потребителя тянет к национальному сегменту культуры и искусства. Этот рынок достаточно куцый, есть большой простор для развития. Уход Запада лишь подталкивает к его освоению.

Конечно, катастрофа для очень узкого круга ценителей культуры, философии — они страдают. Но большая их часть уехала из страны. Те же, кто остался, находят параллельные возможности, как и в Советском Союзе. Хотя там было значительно сложнее.

В целом же курс — против западного мейнстрима. Повторюсь, Россия не считает Запад врагом. Россия вообще часть западной культуры. Такая северная несостоявшаяся четвертая Европа. Которая сегодня претендует на сохранение традиционных западных ценностей, потому что они — наши, не китайские или индийские. Но Запад сам меняется, и эти перемены у нас воспринять не готовы.

— Где и как будут отдыхать россияне в 2023 году?

— Понятно, что у нас люди очень маломобильны. Основная часть едет "на море", в Москву и Санкт–Петербург. Новые туристические направления развиваются плохо. Нужны инвестиции в авиацию, а у нас наоборот — авиационный голод. Санкции привели к нарушениям полетов, росту цен. Кто может, старается полететь в проверенные Турцию и Египет либо отдохнуть на Черном море. Включая также Крым, куда есть возможность попасть только железнодорожным сообщением. Покупательная способность уменьшается, снижается пассажиропоток.

Многие выбирают отдых в сельской местности, на речках. Крупные города осваивают близлежащие локации — коттеджи, мини–гостиницы. Поскольку в Европу сейчас попасть тяжело, туда сейчас ездит маленький процент — но все равно те, кто был постоянно завязан на эти поездки, не прекратят путешествовать.